3fe29ceb     

Былинский Валерий - Июльское Утро



Валерий БЫЛИНСКИЙ
Июльское утро
1
Было время, когда мы жили все вместе: отец, мать, Вадим и я. Однажды брат
похвалил мое имя, сказав, что Валерий означает "за собой ведущий". "Ты
понимаешь это?" - спрашивал он, снисходительно смотря на меня и улыбаясь
левым уголком рта. Я неохотно кивал и говорил, что понимаю, а он все с той
же улыбкой небрежно замечал, что имя обгоняет меня самого. Гостившая тогда
у нас тетя, сестра отца, сказала - может быть, в шутку - за вечерним чаем:
"А ты, Вадим, какой-то не такой, как все. Ты словно не из рода Ромеевых".
Брат, усмехнувшись, посмотрел на нее, а затем на всех нас так, словно это
мы не из его рода. "Мы дворяне",- любил говорить отец в веселые,
праздничные минуты своей жизни, а мать звонко хохотала, глядя, как он
чавкает за столом, быстро и грубо глотая пищу. "Ты посмотри на себя,-
брезгливо кричала она отцу,- ты ужасен!" Однажды отец показал нам
фотографию своего прадеда, Николая Ромеева, который, проигравшись в карты,
застрелился, спасая честь семьи. "Он был действительный статский советник,
гражданский генерал",- восхищенно говорил отец, гладя меня маленькой рукой
по голове. Вадим стоял рядом и молчал. С фотографии - толстого коричневого
картона - смотрел мимо меня темный красивый человек с седой бородой. То,
что он красивый, я сразу понял, едва узнал, как он умер. Ведь тогда, читая
только о приключениях, я и понятия не имел о красоте лица, мне важен был
поступок, особенно смерть. "Он пожертвовал собой ради семьи,- объяснял
отец,- в те времена только смерть смывала позор". Я помню, что сказал
Вадим. "А остальные?"- спросил он.
"Что?"- не понял отец. "А кто был до него, до генерала?" "К сожалению, -
отец огорчился,- я о них ничего не знаю. В революцию все исчезло. Но я
чувствую, что мы знаменитый род". "Знаменитые - это те, у кого в роду были
великие люди, поэты, писатели или на худой конец не гражданские, а боевые
генералы",- продолжал Вадим. Он тогда уже заканчивал школу, я был только в
третьем классе и слушал брата с досадой и злостью на то, с каким равнодушием
и цинизмом он пытается разрушить красивый образ. "А у нас,- говорил Вадим,-
было ли что-нибудь значительное, кроме твоего прадедушки, папа?" "Ну ты же
знаешь,- неуверенно начал отец,- о своем дедушке, моем отце, который..."
"Ах, да,- улыбаясь, прервал его Вадим,- ну, конечно, ты это с самого детства
рассказывал - о нашем дедушке-инженере, который гениально рисовал, и что его
в тридцать седьмом забрали и не дали развить талант... Мы это помним,
правда, Влерик?" Он называл меня небрежным именем Влерик давно, с тех пор,
как я начал осмысленно слушать звук его голоса, говорил это не обидно, но
снисходительно и передразнивая мать, которая всегда зычно звала меня к столу
похожим словом, не думая, конечно, при этом, что сокращает мое имя на одну
букву. "Мне кажется, папа,- продолжал говорить брат,- что никакой дед не был
гениальный и рисовать едва умел, просто его забрали в тридцать седьмом и
тебе, и маме хочется, чтобы у нас в роду был хоть какой-нибудь гений, вот и
все. Мы простая, обычная семья с машиной и домом",- говорил он, уходя к себе
в комнату. Но тут отец вспомнил: "Как же, Вадим, а наш Валера?"- И снова его
рука опустилась на мои волосы, а я от стыда вжимал голову в плечи. "Ах, да!-
преувеличенно громко вскрикнул брат и, повернувшись, презрительно спросил
меня: - Ну как, талантище, оправдаешь надежды семьи Ромеевых?" "Вадим, не
трогай Валерика!" - крикнула из кухни мать.
Может быть, ме



Содержание раздела